В тупике

Растущие противоречия в экономике и обществе формируют навязчивое ощущение, будто все Отечество сегодня погружается в густую дымку неопределенности, нравственной черствости и глухоты.

«Неизбежная» жертва

            В обществе широко обсуждаются резонансные высказывания главы Красноярского края Александра Усса о нецелесообразности тушения лесных пожаров в отдаленных северных территориях региона, прозвучавшие на площадках Всероссийского образовательного форума «Территория инициативной молодежи «Бирюса-2019».

Александр Викторович отметил, что площади лесных массивов делятся на зоны охраны, где с возгораниями борются, и зоны контроля, в границах которых пожарная обстановка только отслеживается. Мол, пожары в зонах контроля возникают регулярно — нередко по естественным, погодным, причинам. И пытаться побеждать такие природные явления, история существования которых исчисляется столетиями, бессмысленно, а, возможно, сегодня «даже вредно», так как это ставит под угрозу безопасность огнеборцев. Людям не стоит вмешиваться — дожди, по убеждению губернатора, сами все со временем погасят. Вероятно, с целью большей убедительности своих суждений глава края привел и оригинальное сравнение: «в холода и метели ведь никому не приходит в голову топить айсберги, чтобы стало теплее».       

            Сказанное руководителем одного из самых лесных регионов страны буквально взорвало общество, что не удивительно, ведь сентенции в стиле «спокойствие, только спокойствие» были оглашены на фоне по-настоящему катастрофической пожарной обстановки в российских лесах. Режим ЧС был введен в 4 субъектах РФ, включая Красноярский край, а особый противопожарный режим — в 44 регионах. Смог от пожаров много дней окутывал Красноярск и некоторые другие города Сибири, в том числе Новосибирск. Более того, дымы дотянулись до отдельных городов Урала, Поволжья и даже дальше, достигли территорий Казахстана.

Впрочем, и в этих условиях многие оценивают упомянутые успокоительные увещевания отнюдь не с позиций эмоциональных возмущений (вполне оправданных в данной ситуации), а прежде всего с опорой на аналитическое и совестливое здравомыслие. Действительно, если вдуматься в значение слов о некой неизбежности пожаров, напрашивается неутешительный вывод: за поверхностной логикой подобных рассуждений проглядывает какое-то удивительное равнодушие к сибирскому лесу и его обитателям, ведь раны, наносимые огнем, тайга не залечит теперь многие десятилетия. И это не говоря об общем экологическом и экономическом ущербе, лишающем нас и наших потомков ценных ресурсов.

            В свою очередь прозвучавший довод о беспокойстве за безопасность огнеборцев похож скорее на дежурную фразу — на фоне весьма невыразительной (в течение первых двух летних месяцев) реакции властей на разгоравшиеся с конца весны лесные пожары. Когда огонь только начинал атаковать тайгу, никаких радикальных и масштабных мер для локализации возгораний почему-то не предпринималось. В то время как наращивать силы и средства для тушения — с привлечением специальной авиационной техники — следовало сразу, а не дожидаться, пока огонь охватит гигантские площади.

Между тем, только в конце июля, когда уже выгорели значительные таежные пространства, в федеральном правительстве по-настоящему озаботились проблемой. В Красноярском крае лишь ближе к началу августа стали задействовать в операциях по борьбе с огнем дополнительные людские и технические ресурсы, включая силы МЧС и Минобороны РФ. А руководитель федерального кабмина Дмитрий Медведев провел в краевом центре специальное совещание, где, к слову, Александр Усс высказал несколько предложений об усовершенствовании системы мониторинга и пожаротушения в лесах края. Хотя буквально за несколько дней до этого, повторимся, открыто излагал свои сомнения насчет того, надо ли вообще тушить тайгу в удаленных районах региона. Удивительная метаморфоза.

Однако не поздновато ли спохватились? Дотянули до того, что уже президент США Дональд Трамп за океаном забеспокоился и предложил России с ее, казалось бы всесильным МЧС, помощь в тушении лесных пожаров. В результате при работе в лесах потребовался подлинный человеческий героизм, так как огнеборцы оказались в самом пекле разбушевавшейся огненной стихии.

            Вместе с тем довольно сомнительны аргументы в пользу исключительно природных источников возгораний, суть которых сводится к тому, что горят леса, мол, преимущественно на северах — в труднодоступных уголках, где нет осваиваемых лесосек, и потому пожары не следует считать следствием «заметания следов» после незаконных рубок. На самом деле сегодня, при гигантских масштабах стремительно распространившихся лесных пожаров, уже вряд ли возможно исключить искусственные поджоги. Да и по оценкам ученых, крупные лесные пожары могут происходить по причинам природного характера лишь раз в два столетия, в то время как у нас такие пожарища полыхают в тайге уже едва ли не каждый год. Причем, проблема существенно обострилась именно в постперестроечный период.

В настоящее время определена причина глобальных лесных пожаров этого года в Сибири и на Дальнем Востоке — заместитель начальника центра «Антистихия» МЧС России Сергей Абанин сообщил журналистам, что пожары смогли охватить масштабные территории из-за недостаточности своевременных мер по ликвидации очагов возгораний. В подтверждение — открытые уголовные дела против должностных лиц, подозреваемых в халатности и длительном бездействии, приведших к большой беде.

Как бы то ни было, любой квалифицированный специалист лесной отрасли подтвердит существенное влияние антропогенного фактора, оказываемого в настоящее время на экологию тайги, и множество фактов варварского отношения человека к лесу. В таких условиях невольно вспоминается практика, применявшаяся в свое время советской властью с целью сохранения лесных богатств: согласно приказу №120 от 1920 года «О поджогах леса» поджигатели фактически объявлялись вне закона. Конечно, мера радикальная и «не демократичная». Зато доходчивая…

            Современная же политика в стиле «гори все синим пламенем», думается, может быть приемлемой лишь для тех, кто не связывает свое личное будущее и судьбы своих детей ни с Сибирью, ни с Россией в целом. Возникает вопрос — зачем нам во власти апологеты такой политики?

«Лесные оборотни»

            Урон, наносимый тайге пожарами, увы, — не единственная насущная беда лесной отрасли Красноярья. До сих пор в экспертной среде анализируются скандальные итоги проверок лесохозяйственной деятельности в регионе, выполненных силами краевой Счетной палаты. Как известно, инспекция вскрыла довольно проблематичное положение дел в лесопользовании, после чего последовало отстранение от должности руководителя регионального ревизионного органа Татьяны Давыденко.

            В дымовой завесе выяснений причин, побудивших экс-руководителя краевой СП обнародовать результаты проверок, как-то без должного внимания осталась главная суть замечаний ревизоров Счетной палаты. А это цифры, значение которых, согласно отдельным экспертным оценкам, — по существу, приговор лесной экономике края.

Полученные данные сегодня хорошо известны. Подчеркнем лишь некоторые арифметические выводы. Прежде всего — это объем выручки от продаж заготовленной в прошлом году древесины в размере свыше 46 млрд рублей, из которых лишь 1 млрд 591 млн рублей поступили в краевую казну. Большая часть реализованного леса (на 33 млрд рублей) ушла в Китай. Собственная глубокая лесопереработка в рамках широко представленных ранее отраслевых инвестпроектов не достигла заявленных показателей — ни по количеству реализованных проектов и видов продукции, ни по объемам производства, ни по финансовой результативности. При том, что лес заметно поредел — за год «освоено» около 10 млн кубометров тайги.

            Счетной палатой отмечено бедственное положение многих лесничеств, где износ имущества доходит до 80% и более, ощущается критическая нехватка квалифицированных кадров, из-за чего нет возможности самостоятельно заниматься лесозаготовкой, производить качественный уход за лесом. В результате лесозаготовительную деятельность осуществляют подрядные организации и зачастую строят на этом спекулятивный бизнес. В целом теневой оборот древесины в крае за последнее время вырос почти в два раза.

            И разве кто-то оспорил эту математику? Наоборот. Руководство региона в целом соглашается с тем, что в краевой лесной отрасли, действительно, пока не все благополучно (видеокадры с соответствующими комментариями, в том числе в ходе состоявшихся сессий краевого парламента, общедоступны).

В свою очередь в экспертной среде возникают вопросы — например, о степени эффективности налоговых сборов в сфере лесопользования. Ведь получается, что древесины продали в прошлом году на гигантскую сумму, а край получил из них скромные 1,5 млрд. И какая польза в этом случае для экономики региона от того, что кто-то заработал на спиленном сибирском лесе кучу денег? Где зарегистрирована большая часть предприятий и фирм, опустошающих тайгу ради извлечения прибылей, — не в оффшорных ли далях? Платят ли они налоги на территории Российской Федерации или стремительно выводят свои капиталы за рубеж?

Общественники, обеспокоенные складывающейся ситуацией, сильнее заостряют полемику и приводят в публичном пространстве собственные неутешительные данные. К примеру, не так давно в рамках проекта «Русская тайга» состоялась экспедиция, посвященная изучению подлинного состояния сибирского лесного фонда. В результате большой исследовательской работы участниками экспедиции собрано немало доказательств массовых нарушений действующего лесного законодательства, а также растущей активности китайских инвесторов, осуществляющих по существу хищническую вырубку сибирского леса, формируя тем самым условия для серьезных экологических рисков.

То же нередко подтверждают и сведения, поступающие в СМИ, Интернет-пространство от жителей сельских поселений. Например, бывший учитель из села Иджа Шушенского района Татьяна Тетерина сообщает: «Вырубки за Иджой ужасающие: одни пеньки торчат и маленькие елочки. При этом здешние места пустеют: прежде в местном совхозе работало 350 человек, сейчас в хозяйстве трудится лишь несколько десятков работников, за два последних десятилетия не построено ни одного дома, в школе раньше училось более 100 ребятишек, а в прошлом году был один выпускник-одиннадцатиклассник, в этом году — два».

Спрашивается, зачем краю инвесторы, появление которых «съедает» наши ресурсы, но не стимулирует социально-экономического развития территорий? Привлекать капиталы (отечественные или зарубежные), разумеется, необходимо, однако инвестиции инвестициям — рознь.              

Прорыв… в никуда

            Добиваться заметных положительных эффектов в экономике на региональном уровне при сложившейся в стране управленческой модели, конечно, непросто. Но все-таки возможно. Это, в частности, демонстрируют показатели соседней, Иркутской, области, вот уже несколько лет управляемой губернатором-коммунистом Сергеем Левченко.

            Так, за три года своей работы в регионе губернатор Левченко добился увеличения годовых налоговых поступлений от лесопользователей почти на 7 млрд рублей (с 3,1 до 10,3 млрд). Вопреки сопротивлению местных недобросовестных дельцов поставил на строгий налоговый учет 300 отраслевых компаний, работающих в области. Ввел в качестве пилотного проекта маркировку и чипирование срубленного леса, мониторинг рубок и транспортировку древесины. В результате рост капитализации доходной части регионального бюджета позволил вывести область на лидирующие позиции по темпам развития экономики среди российских территорий и в 6(!) раз нарастить объемы строительства объектов социальной инфраструктуры.

            Выходит, можно успешно работать в интересах людей и не убегать от трудностей, прикрываясь западными санкциями или кивая на порой недостаточную федеральную поддержку. И это при том, что сейчас губернатору Левченко особенно сложно трудиться на своем посту — из-за известных катастрофических последствий обрушившихся на область масштабных подтоплений и в связи с откровенным прессингом со стороны политических оппонентов.

            В Красноярском крае, казалось бы, наоборот, у главы региона надежные политические тылы в административном аппарате, отсутствие массива критических оценок из Кремля — можно спокойно и результативно работать во благо жителей региона. Однако в реальности мы становимся свидетелями порой довольно странного поведения губернатора при общении с гражданами, как это было при теперь уже нашумевшем случае в Канске.

Позднее Александр Усс искренно извинился за свои резкие слова, сказанные в ответ на справедливые просьбы местных жителей о помощи в реконструкции местной инфраструктуры. Однако как подобные фразы вообще могли прозвучать из уст губернатора в обстановке, когда люди, пострадавшие от наводнения, нуждались не только в материальной поддержке со стороны государства, а прежде всего в простом человеческом сочувствии?..

            Стоит ли удивляться росту протестных настроений в крае? Уставшая от общей социальной неустроенности значительная часть населения уже не в состоянии мириться с равнодушием, а порой и откровенным хамством чиновников. Состоявшийся 1 августа в Красноярске довольно людный митинг с весьма жесткой повесткой по отношению к действующей краевой власти можно считать одним из серьезных тревожных звонков.

            В масштабах всей страны социально-экономическая ситуация, по оценкам многих экспертов, и вовсе близка к состоянию тлеющего «бикфордова шнура». Очередной пакет национальных проектов, недавно инициированных президентом, вряд ли сможет погасить народное недовольство. В тотальный успех нацпроектов мало кто верит. И есть причины: во-первых, не заметно рвение решать президентские задачи у большинства из тех, кто обязан это делать. А, кроме того, — разве реализованы в полной мере похожие инициативы, изложенные в президентских указах 2005 и 2012 годов, или в уже основательно забытой «Стратегии–2020»? Вопрос риторический. Так почему у очередных проектов должна быть иная судьба — для этого сложились благоприятные условия? Как представляется, — отнюдь.

Тенденции в экономике пока малоприятные. Вот, к примеру, в утвержденных главой государства поправках в федеральный бюджет текущего года предусматривается сокращение расходов на социальную политику в размере 20, 144 млрд рублей, в том числе на пенсионное и социальное обеспечение населения. При этом ассигнования на финансирование правоохранительной системы вырастут суммарно на 18, 215 млрд рублей. Также увеличатся и расходы на содержание аппарата чиновников, численность которого уже превысила масштабы советского периода. Вполне красноречивые пропорции.

Вместе с тем, решением федерального правительства в этом году закрыт проект «улучшения экономического положения пенсионеров». Не исключаются возможности дальнейшего повышения пенсионного возраста после 2024 года и отмены (при определенных условиях) обязательных дополнительных выплат («северных надбавок») жителям северных территорий (разговоры в экспертной среде о вероятности воплощения правительством таких замыслов звучат все чаще).

Аналитики фиксируют снижение общих объемов производства в стране. В минувшем году в сфере малого и среднего бизнеса закрылось вдвое больше организаций, чем было создано новых. В целом за период с начала 2000-х в России прекратили существование десятки тысяч предприятий, тысячи поликлиник. Достойной количественной замены им по-прежнему нет. Хочется спросить — это таким образом решается президентская задача по формированию новых рабочих мест?     

А итог печален: население страны продолжает нищать. Реальный уровень ежемесячных зарплат у подавляющего большинства граждан остается в пределах 18–23 тыс. рублей, что при стремительном росте тарифов и потребительских цен означает погружение в бедность. Растет и число тех, кто имеет доходы ниже прожиточного минимума: по данным Росстата, их количество достигло уже более  20 млн. У почти половины семей в России нет финансовой возможности приобретать товары длительного пользования. У значительного числа граждан отмечаются минимальные потребительские возможности: люди живут без накоплений — от зарплаты до зарплаты, не имея средств для качественных вложений в собственное образование, здоровье, отдых.

Оценки Счетной палаты подтверждают отрицательную тенденцию: реальные располагаемые доходы россиян сокращались на протяжении последних нескольких лет, а по итогам первого квартала 2019 года они вновь уменьшились — на 2,3%, и продолжат сокращаться. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами граждане погружаются в кредитную кабалу — уровень потребительского кредитования достигает тревожных уровней. В большей степени подвержены экономическим рискам, согласно статистическим исследованиям, молодые семьи и неработающие пенсионеры.

На этом фоне размышления некоторых представителей финансового блока федерального правительства о причинах растущей бедности жителей страны, связываемых с экономической бездеятельностью самих граждан и их неумением «копить, а также грамотно инвестировать зарабатываемые средства», выглядят по меньшей мере чудовищным цинизмом.

Упомянутые цифры показывают, что вовсе не советская власть формировала условия «уравниловки бедноты», а реализующаяся сегодня экономическая модель стимулирует массовую бедность. Если разные периоды советской эпохи — это вехи строительства и прорывов, то последние три с лишним десятилетия «демократических реформ» вошли в историю государства преимущественно как сплошная череда общественно-политических потрясений, социальной нестабильности и перманентных экономических кризисов.

По феодальным лекалам

            Конечно, рассчитывать на поступательное развитие при существующем разбазаривании природных ресурсов, масштабных утечках капиталов за рубеж (только в прошлом году, по официальным данным, выведены за границу средства в размере, превышающем годовой военный бюджет государства) и возрастающем уровне коррупции говорить сложно.    

Впрочем, кому щи жидкие, а кому жемчуг мелкий. Современное российское общество напоминает слоеный пирог, где подавляющая часть — балансирующее между бедностью и нищетой население, а оставшаяся доля — «подсуетившиеся» с накоплением первоначальных капиталов в общей неразберихе 90-х и ныне «успешные» хозяева положения. Разница в доходах между одними и другими остается недопустимо высокой по меркам развитых экономик мира. Ну разве в состоянии понять и прочувствовать насущные проблемы, скажем, сельского врача, рядового учителя, водителя автобуса, фермера или пенсионера с месячным доходом менее 25 тыс. рублей те, у кого уровень благосостояния измеряется многомиллионными или миллиардными суммами? Мягко говоря, крайне сомнительно.

Увы, реалии показывают — система государственного управления с энтузиазмом защищает прежде всего интересы тех, кто обладает большими материальными ресурсами. Вот, например, регулировать стоимость ГСМ власти не торопятся, аргументируя это тем, что длительное сдерживание соответствующих тарифов может негативно отразиться на экономическом самочувствии нефтегазовых компаний и обернуться в итоге серьезными проблемами на внутреннем топливном рынке. В то же время отдельные экономисты указывают на недальновидность стратегии привязывания внутренних цен на топливо к общемировым, тем более в условиях слабой платежеспособности среднего российского потребителя. И как-то слабо верится в трудную судьбу крупных игроков российского ТЭК на фоне общеизвестных отнюдь нескромных состояний представителей топ-менеджмента соответствующих компаний.

Хотя и сами чиновники стараются не бедствовать — доходы некоторых из них, в том числе щедрые бюджетные зарплаты, уже не просто удивляют, а шокируют. Потому логичным выглядит тотальное игнорирование партией власти предложений многих представителей экспертного сообщества о давно назревшей необходимости перехода к прогрессивной шкале налогообложения, эффективному регулированию тарифов на энергоносители и коммунальные услуги, запретам для госслужащих иметь собственность за рубежом и к более существенным мерам по конфискации имущества у коррупционеров. Ведь все эти инициативы могут сильно ударить по кошелькам тех, кто экономить на себе любимых и «питаться макарошками» не привык.

А между тем глубокая дифференциация убеждений, оценок при критической разнице в материальном обеспечении граждан, помноженной на идиологический кризис навязываемых потребительских псевдоценностей разрывает общество, формируя условия для классового, по сути уже феодального, расслоения. Непродуктивность и стагнация выстроенной клановой национальной экономики, интегрированной в мировую систему на птичьих колониальных правах, лишь усугубляют ситуацию. Все это — прямой путь в тупик.

В поисках опоры

             Бесперспективность воплощаемой в настоящее время экономической модели и системы госуправления, отсутствие выверенного компромиссного общественно-политического сценария развития страны просматривается в беспомощности, какой-то растерянности и тускнеющем авторитете власти. Это в числе прочего подтверждают повторяющиеся на площадках экономических форумов споры известных влиятельных персон о стратегиях выхода из системного кризиса, заметно просевшие рейтинги доверия населения к ключевым политикам и к «главной» партии. Да и сам глава государства, такое впечатление, уже не столько управляет процессами, сколько, выражаясь словами генерал-полковника, доктора исторических наук, президента Академии геополитических проблем Леонида Ивашова, просто раздает рекомендации и обещания. Вполне наглядно это показала, как оценивают многие эксперты, и недавняя очередная президентская прямая линия.

            Попытки усидеть на нескольких стульях с метанием между интересами так называемой «правящей элиты» и все более громкими требованиями народных масс услышать их волеизъявление (в формате тех же выборных процессов) лишает власть подлинных опор, бросает в водоворот противоречий и панику. Отечественный исторический опыт подсказывает, к каким нежелательным последствиям приводит такая турбуленция.

Стране требуются не выходы противоборствующих сторон на митинги, а фундаментальные, ориентированные на прорывные достижения, преобразования.