Чернобыль. Двадцать лет спустя

Причем мы, не ядерщики и не историки, уже толком не помним, что там было, на ЧАЭС.

Когда-то почти во все крупные международные комиссии по ядерным проблемам обязательно входил хоть один японец. Страна Восходящего Солнца первая столкнулась с атомными взрывами и их последствиями. Врачи более шестидесяти лет наблюдают за состоянием здоровья пострадавших жителей Хиросимы и Нагасаки. Однако сегодня Япония в экологические споры не вмешивается, только внимательно следит за выводами экспертов.

Вы, например, знали, что прошлым летом на двух японских атомных электростанциях случились аварии? Среднего масштаба, быстро подавленные, но с человеческими жертвами. И что уж совсем отдает мистикой – обе произошли 9 августа, в день, когда в 1945 году США сбросили бомбы на японские города. А как отреагировало правительство, знаете? Убедившись, что угрозы нет и выплатив компенсации, оно велело ученым еще раз предъявить данные, что северная часть острова Хонсю безопасна и пригодна для международного термоядерного реактора, за строительство которого Япония соревнуется с Францией.

В маленькой консервативной Японии, по прихоти рока или кто там управляет нашей жизнью, проблемы и противоречия, связанные с атомной промышленностью, выявились особенно отчетливо. Ведь и правительства всех других стран оказались зажаты между теми же полюсами. С одной стороны, давит преувеличенно черный призрак энергетического кризиса, с другой – привитая прессой истерическая радиофобия. Правда же, как всегда, где-то посередине. Только кто же видел ее, эту середину?

Скандальные цифры

В октябре минувшего года ООН опубликовало свежие данные исследований здоровья пострадавших после взрыва ЧАЭС. Авторы считают, что в предыдущие годы опасность для здоровья людей сильно преувеличивалась. Согласно подсчетам экспертов ВОЗ, в будущем можно ожидать от 4 до 9 тысяч смертей, связанных с последствиями облучения. Для сравнения: Гринпис считает, что от последствий чернобыльской аварии должно погибнуть еще не менее 100 тысяч человек.

Научный авторитет в этом споре, без сомнения, принадлежит ВОЗ. Да и чисто по-человечески их информация может помочь многим пострадавшим наконец-то вздохнуть с облегчением – ведь жизнь под гнетом «необходимости умереть» не всякий выдержит. Но в мире политических решений такая информация просто опасна. Украина поняла это первой. Украинские ученые очень быстро ответили, что для объективной статистики необходимо пересмотреть список заболеваний, которые связаны с воздействием радиации. Они решили отказаться от стереотипа, что главным последствием облучения является рак (статистика ВОЗ основывалась на случаях раковых заболеваний, выявленных сравнительно немного за исключением связанных со щитовидной железой.) Была выдвинута новая теория — лучевого склероза, автор которой Бронислав Пшеничников считает, что раз мишенью ядерных частиц является живая клетка, то самыми массовыми радиационными болезнями должны считаться инсульты и инфаркты, а не рак. А это уже совсем другая статистика и другие цифры.

Даже если решения украинских ученых выглядят слишком поспешными, их действия трудно осуждать, ведь многие международные фонды финансировали восстановление пострадавших территорий. А Украина, и Беларусь тоже (Чернобыль, как вы помните, располагается на границе, и пострадали обе страны) не в том положении, чтобы позволить себе лишиться источника финансирования. Да и люди, которые действительно пострадали, рискуют остаться без компенсаций. Они серьезно боятся, что двадцатая годовщина пройдет, а о них попросту забудут.

И опять приходится решать моральную проблему, как в той присказке: «Хорошая новость – скорее всего, вы не умрете от рака. Плохая новость – вам могут перестать платить». Это, конечно, сильно упрощенно. Но именно поэтому так трудно писать о последствиях чернобыльской аварии.

Взгляд со стороны

В марте–апреле журналисты ВВС Стивен Малви и Фил Кумс (Stephen Mulvey and Phil Coomes) ездили в недельную командировку по Украине и Белоруссии. Их путевой дневник можно найти на http://news.bbc.co.uk. Они не живут в одной стране с тысячами ликвидаторов аварии, которых правительство лишило большей части льгот, не стеснены воспитанными волной гласности предрассудками. Их карманные дозиметры меньше пачки сигарет, поэтому они смотрели вокруг достаточно объективно, хотя местами наивно. И с одинаковой документальностью рассказывали истории женщины, родившей после аварии ребенка с редчайшим заболеванием крови, или электрика с лейкемией, а также случаи мошенничества с поддельными удостоверениями. Малви и Кумс разговаривали со стариками, вернувшимися доживать свой век в закрытые зоны, и смотрели, как живет крохотная деревня из 30 человек. Особенно их потрясло, что люди отапливают дома дровами из местных деревьев, которые накапливают радиацию.

Журналисты ходили по заповеднику, в который превратились тысячи гектаров «грязных» земель – в окрестностях мертвых городов в необыкновенном количестве расплодились краснокнижные виды животных – цапли, рыси, совы, даже специально завезенные из беловежской пущи ровесники мамонтов — зубры. Аномалий пока не встречалось. Это заповедник настоящий, неприкосновенный, потому что желающих гоняться за зверем и рисковать попасть в «горячее» пятно цезия-137, откровенно говоря, немного. Кстати, это косвенный ответ на третью из популярных тем про Чернобыль – восстановление природы уже идет, «горячее» пятно все время сужается и по разным подсчетам за период от 30 до 100 лет стянется к одной точке. Британцы даже горько пошутили, что неплохо бы и в уничтожаемые джунгли закинуть пару источников радиации, чтобы распугать людей и сохранить животных.

Зачем я пересказываю эти дневники? Потому что взгляд этих чуждых нашим проблемам, но приверженных профессиональной этике британцев – один из немногих способов увидеть происшедшее в панораме. Самое удивительное, что сделанные ими выводы, а вернее атмосфера их репортажей – жесткая и в то же время очень обыденная, совпадает с тем, что рассказывают профессионалы, не понаслышке знакомые с аварией. У нас тоже есть возможность увидеть ликвидацию аварии глазами очевидца и участника.